В 1720 г., шесть лет спустя после того, как в Англию прибыл первый король из Ганноверской династии, молодой человек, которому в то время было 22 года и которому еще предстояло заявить о себе, по имени Уильям Хогартл начал свою творческую карьеру в качестве гравера. В 1820 г., когда был коронован пра-пра-правнук Георга I, Томас Роулендсон — пребывающий на пике творчества — издал серию необычных иллюстраций «Путешествие доктора Синтакса в поисках живописного».
За эти сто лет облик Лондона чрезвычайно изменился. Но жизнь людей, их добродетели и пороки, времяпрепровождение, развлечения и глупые поступки остались все те же, о чем и свидетельствует творчество этих двух художников.
На протяжении большей части XVIII столетия приезжих водили по одним и тем же хорошо известным достопримечательностям Лондона, вызывавшим восторг уже не одно столетие, а именно к собору Святого Павла, в Вестминстерское аббатство, на Лондонский мост и в Тауэр, на Биржу и в Вифлеемский сумасшедший дом, к дворцу Сент-Ажеймс и к «великолепному чуду», появившемуся позднее остальных, — Монументу, воздвигнутому в память о Великом пожаре. Он представлял собой римскую дорическую колонну высотой 202 фута, поставленную на расстоянии 202 фута от дома на Паддинг-лейн, где начался этот пожар.
У. Хогарт. Автопортрет. 1745 г.
У. Хогарт. Подмастерья за ткацкими станками. Из серии «Прилежание и леность». 1747 г.
Джеймс Босуэлл вскоре после приезда в Лондон из Шотландии в 1762 г. решил подняться на верх этой колонны по винтовой лестнице из 311 ступеней. Однако пройдя половину пути, он испытал сильный страх и спустился бы вниз, если бы не чувствовал, что будет презирать себя за трусость. Он упорно продолжил путь и достиг балкона, стоя на котором ощутил ужас от того, что находится так высоко, выше всех лондонских шпилей. Он не осмеливался оглянуться вокруг, держась за перила, и вздрагивал от звуков катящих внизу, на Грейсчерч-стрит, тяжелых экипажей, опасаясь, что «от сотрясения земли колонна обрушится до основания».
Босуэлл получал удовольствие, прогуливаясь по утрам к Бирже или Ратуше, осматривая «многочисленные диковины» в Британском музее, посещая Тауэр, где однажды весенним утром ему довелось увидеть послов Венецианской республики, сошедших на берег с борта судна и поехавших в экипажах во дворец Сент-Джеймс. Ему нравилось посещать собор Святого Павла, взбираться там на верхнюю галерею и выше — под самый купол, откуда открывался обширный вид на Лондон. Однако этот вид не впечатлял его, так как из-за расстояния невозможно было рассмотреть улицы и красоту зданий. Он просто созерцал «поразительное зрелище многочисленных черепичных крыш и узких улочек».
Дж. Торнхилл и У. Хогарт. Палата лордов в 1730 г.
Т. Роулендсон и О. Пуджан. Палата лордов. Гравюра. 1809 г.
Однажды Босуэллу довелось побывать в палате лордов и послушать речь Георга III, которой он открыл сессию парламента. Это было «очень благородно», как подметил Босуэлл. «Его величество говорил намного лучше всех, кого я слышал: с достоинством, изысканностью и легкостью. Я был восхищен. Я так хотел познакомиться с ним».
Иностранные гости, посещавшие заседания парламента, не всегда бывали под таким же впечатлением. Лютеранский пастор из Германии Карл Филипп Мориц описывал в мемуарах в 1782 г., как члены парламента вваливались в зал для заседаний «одетые в пальто и обувь со шпорами». «Обычным делом было, — добавлял он, — увидеть члена парламента растянувшимся лежа на скамье, в то время как остальные о чем-то спорили. Кто-то щелкал орехи, кто-то ел апельсины… Постоянно кто-то входил и выходил из зала».
