Странное поведение членов парламента было лишь проявлением своеобразия лондонской жизни, на которую неизменно обращал внимание иностранный наблюдатель. В первую очередь иностранца поражала агрессия лондонцев, если его внешний вид как-то выделял его из толпы.

Во многих районах города на него пялились, смеялись над ним, кричали, плевались, толкали. Но подобного обращения трудно было избежать даже в том случае, если бы в нем не распознали приезжего. Будь он знаком с Парижем и его грубостью, суетой и шумихой, сутолока и нетерпимость на улицах Лондона не были бы для него удивительными.

Но если посетитель Лондона прибыл из тихих, спокойных Нидерландов, Бельгии или Люксембурга, где царят порядок и хорошие манеры, он был поражен бранью в адрес неосторожных пешеходов и постоянным гулом, создаваемым скрипом и грохотом колес с железными ободами по каменной мостовой, криками разносчиков воды, уличных торговцев фруктами, овощами и рыбой, женщин, продающих вишню и имбирные пряники, молочниц и лудильщиков, пением баллад, музыкой уличных скрипачей, непрерывным звоном колокольчиков на тачках, пронзительными криками «Место! Место!», раздававшимися в тот момент, когда затевалась драка и нужно было свободное пространство.

Большинство новых улиц Лондона было вымощено; однако даже к концу столетия оставалось еще много улиц, которые представляли собой разбитые колеи с беспорядочными островками круглых камней и булыжников, наваленных некоторыми хозяевами магазинов и домовладельцами перед собственным парадным входом.

В 1750г. единственными дорогами, по которым можно было подъехать к зданиям парламента, были Кинг-стрит и Юнион-стрит, обе в таком ужасном состоянии, что всякий раз, когда король направлялся в палату лордов, рытвины забрасывали соломой и палками.

Один из членов палаты лордов в дебатах по поводу принятия закона о мощении и очистке улиц Вестминстера заявил, что «грязь и выбоины на улицах города в глазах иностранцев позорят нашу нацию и заставляют их считать нас народом не только не обладающим вкусом, но и не имеющим правительства, стадом варваров или колонией дикарей…

Пассажир повсеместно подвергается опасности от неожиданных ям, он постоянно ощущает неудобство, и путь ему преграждают кучи грязи… на какие и дикарь взирал бы с изумлением».

Нужно было обладать определенным навыком, чтобы, гуляя пешком по улицам, не утонуть в грязи и не получить увечья. Следовало держаться как можно ближе к стенам домов. Но, по словам доктора Джонсона, в Лондоне имелось две категории людей: те, что уступали дорогу, и те, что не уступали, и, несмотря на общее правило — «любой пешеход придерживается правой стороны», — было множество тех, кто игнорировал его.

Существовали некоторые меры регулирования движения, например ряды столбов, помечающих пешеходный путь и проезжую часть дороги, но от них было мало толку. Нередко какой-нибудь нахал сталкивал встречного пешехода под колеса ломовых извозчиков, наемных экипажей или, что хуже всего, под ноги носильщиков портшеза.

Предполагалось, что носильщики портшезов должны держаться середины дороги. Но это были в основном грубые ирландцы, которые имели репутацию невменяемых и злобных мужланов.

Казалось, они получают удовольствие — как подмечали многие, — когда пихают своими шестами медленно движущихся пешеходов или прижимают их к стене. Дин Свифт однажды стал свидетелем того, как некий толстяк, которого прижали таким образом, «мудро» ответил, вдребезги разбив локтем боковое стекло портшеза.