Те, кому хотелось посмотреть на живые «экспонаты» лондонской жизни, могли пойти в тюрьму Ньюгейт, чтобы взглянуть на заключенных, ожидающих суда или казни; на Чик-лейн — поглазеть на громадных носильщиков или перегонщиков скота, жадно поедавших перед публикой огромные куски жирной свинины, так что жир вытекал у них изо рта.

Можно было постоять у черных входов богатых домов, где околачивались во время обеда оборванцы, называвшие себя членами «банды отщепенцев Лондона»; в Биллингсгейте в ночном подвальчике можно было послушать краснолицых торговок рыбой, которые днем ходили с корзинами на голове, а вечером сидели тут, держа в руках, унизанных перстнями, бокалы с теплым пивом или бренди и громко обсуждая свои дела в атмосфере табачного дыма и запаха протухших шпрот; в Бедламе, госпитале, построенном в 1676 г., можно было, заплатив всего два пенни, понаблюдать странные выходки или послушать удивительные речи пациентов.

Одним из наиболее популярных персонажей этой больницы в конце XVII в. был мужчина в соломенной шляпе, который изображал, что командует армией орлов, и обещал объявить войну звездам, если кто-нибудь подарит ему бутылочку кларета; успехом у публики пользовались также пациент, который говорил только о хлебе и сыре: о том, «как хорош хлеб с сыром, а сыр с хлебом, а хлеб и сыр хороши только вместе» и т. п., и бывший ученый, преподаватель колледжа Святого Иоанна в Кембридже, «неукротимая расточительность которого была чрезвычайно занимательна».

В воскресный день можно было посетить церковную проповедь и послушать слова духовного утешения или наставления, сопровождаемые нарастающим гулом, которым прихожане выражали свое одобрение особенно страстной и пылкой проповеди. Епископ Бернет, например, бывал нередко настолько растроган этим одобрением, что в волнении опускался в кресло, промокая платком глаза.

После воскресной церковной службы можно было отдохнуть и подкрепиться в кофейне, прочитать последние новости во «Флайинг-Пост», просмотреть письма из-за рубежа и объявления, которые висели там на стене, поболтать с таким же посетителем за чашечкой кофе с сахаром. В Лондоне уже появилось много шоколадных и кофейных домов, не существовавших до гражданской войны.

Большинство из них обслуживали какой-то один тип клиента: за Чаринг-Кросс находился кофейный дом для мужчин «Менз-Кофе-Хаус», также называемый Королевским или Старым — его посетителями были маклеры и оптовые торговцы; на углу Боу-стрит и Рассел-стрит в Ковент-Гарден работал «Уиллз-Кофе-Хаус», который посещали литераторы и окололитературная публика.

Юристы и ученые встречались в кофейне «У грека» поблизости от Темпла и в Нандо над таверной «Радуга» на Иннер-Темпл-лейн; священники облюбовали местечко «Чайлд» во дворе собора Святого Павла; художники — «Олд Слотер» на Сент-Мартин-лейн; литераторы — «Баттонз» на Боу-стрит; военные — «Литл-Леви-Кофе-Хаус» на Гудмэнз-Филдз и «Янг Мен»; денди и политики — «Дерево-какао», «Озинда» на Пэлл-Мэлл и различные заведения на Сент-Ажеймс; поставщики, торговцы и морские страховые агенты сиживали в «Ллойде », одном из старейших кофейных домов, который существовал на Тауэр-стрит с 1688 г.

Французы собирались в «Лжайлс», шотландцы шли в кофейню «Британец». Всего ко времени восхождения на престол королевы Анны в 1702 г. в Лондоне было не менее 500 таких заведений. Некоторые из них уже считались престижными, с атмосферой частньгх клубов; в других, не столь солидных, всегда стоял шум, витали клубы дыма, отвратительно пахло дешевым табаком — хуже чем «на голландской барже или в каюте боцмана», а стены были настолько завешаны объявлениями о патентованных лекарствах, зубных порошках, косметической воде, золотых эликсирах, лекарственных пастилках, каплях, «популярных таблетках», «жидких нюхательных средствах» и «таблетках из сундучка доктора для быстрого избавления от сильной боли без помех для дела», что кофейня скорее походила на приемную лекаря-шарлатана.