Поскольку прежние жители Ковент-Гарден переселились в новые особняки на площадях Ганновер-сквер, Гросвенор-сквер и Кавендиш-сквер, этот район стал теперь знаменит публичными домами, тавернами с удобными отдельными кабинками на верхнем этаже и кофейнями, вроде кофейни «Том Кингз», принадлежавшей мужу знаменитой сводницы.
Эта кофейня открывалась после полуночи. Внутри нее под низким потолком было полно дыма; помещение украшала большая непристойная картина, изображавшая монаха и монахиню. До зари здесь проводили время проститутки, придворные аристократы, рыночные торговки, воняющие бренди и табаком; здесь, если верить памфлету 1761 г., «часто можно было увидеть сидящих вместе чистильщика дымоходов, карманника и пьяного расчувствовавшегося пэра».
Неподалеку от кофейни «Том Кингз» на Рассел-стрит находилась таверна «Роуз», интерьер которой Хогарт изобразил в третьей картине серии «Похождения повесы». На ней можно увидеть, как пьяный повеса развлекается в кругу проституток, одна из которых засунула руку под ворот его расстегнутой рубашки, а левой передает своей товарке его часы. Здесь же мы видим слугу, вносящего большое оловянное блюдо и свечу. Этот человек был швейцаром в таверне «Роуз» и славился не только глубоким знанием лондонских проституток, но и необыкновенной силой. За цену выпивки он мог лечь поперек улицы и выдержать вес проезжающего по нему экипажа. На переднем плане картины изображена танцовщица — «женщина с осанкой», — снимающая чулки.
Имелись заведения и на другой вкус, к примеру, «недалеко от Олд-Бейли», описанное в памфлете Джонатана Уайльда, высмеивающего гомосексуальные наклонности маршала Сити Чарлза Хитчена. В это злачное место, по утверждению писателя, его привел сам Хитчен, «к которому в компании обращались словом „мадам» или называли „ее светлостью»»
. Когда Уайльд спросил его о причине столь странного обращения, маршал ответил, что такая фамильярность свойственна этому месту. Вскоре Уайльд был удивлен еще больше. «Мужчины называли друг друга „моя дорогая», обнимались, целовались и трогали друг друга; они говорили женоподобными голосами и подражали женским манерам. Предлагали кого-то наказать за то, что тот не ходит почаще „в школу». Маршал очень веселился в этой компании». Точно так же он веселился и в «некоем доме в Холборне, где собирались подобные личности, одевались в женские наряды, танцевали и играли в любовные игры».
Стоимость одной ночи развлечений в таких местах, как и в таверне «Роуз», была невелика. Однако в Лондоне легко спускали целое состояние за год или два, даже не ускоряя этот процесс игрой в азартные игры. В городе были дорогие куртизанки, за одну только ночь бравшие огромные деньги — пятьдесят гиней. В некоторых популярных тавернах, расположенных в той части города, которую называли «район придворных таверн» (позже он стал именоваться Вест-Энд), стоимость ужина с вином могла превысить годовой заработок ливрейного лакея.
Скудное денежное обеспечение в 25 фунтов на шесть недель не позволяло Босуэллу жить столь расточительно. Его жизнь в Лондоне, еда, которую он ел, вино, которое пил, и одежда, которую носил, показались бы убогими молодым аристократам, принимавшими гостей в своих туалетных комнатах, где с помощью камердинера и парикмахера совершалась сложная процедура утреннего туалета.
Она могла занимать до двух часов, пока денди не оставался доволен своим костюмом, духами, париком, напудренным лицом, тем, как висела на боку его шпага, углом, под которым была надета шляпа. Наконец он спускался к портшезу, который ожидал его у входа в дом. Жизнь такого рода людей представляла собой бесконечное чередование кофеен, «шоколадных домов», театров и гостиных, парков и игорных заведений.
Сегодня он поедает клубнику в фруктовом кафе «Беттиз-фрутшоп» на Сент-Джеймс, потом имеет приятный разговор с леди Корнуолл в ее туалетной комнате, вечером играет в «Уайте», следующим утром пьет вино в «Брукс», днем нужно нанести визит герцогу Камберленду, а послезавтра он наносит визит в Холланд-Хаус в Кенсингтоне.